Перед интервью собеседница показывает нагрудный знак участника ликвидации последствий аварии на ЧАЭС и копию удостоверения — пожелтевший от времени документ 1992 года, набранный еще на печатной машинке.

 - Надежда Александровна, как пришли в медицину и почему остались работать там, откуда другие уезжали? И как узнали о том, что произошло?

 Я родилась в деревне Колбовка Ветковского района Гомельской области. Окончив 8-летку, по настоянию мамы поступила в Мозырское медучилище на фельдшерско-акушерское отделение. Старшая сестра после Гомельского медучилища уже работала санитарным фельдшером в Мозыре. Я была отличницей и мечтала стать учителем математики. Но в медицинском мне тоже понравилось.

 После училища меня направили в Ветковскую райбольницу фельдшером бригады СМП. Отработав 3 года на скорой, поняла, что мне этих знаний мало, что я хочу быть врачом. В 1984 году поступила в Гродненский мединститут на лечебный факультет.

 В конце апреля 1986-го я, как обычно, приехала в деревню помочь родителям посадить картошку — появилось несколько свободных от занятий дней. Первого мая встретилась с коллегами на демонстрации в Ветке. Там услышала, что произошла авария на атомной станции. Но подробностей мы не знали. Лишь когда вернулась в Гродно, в мединституте преподаватели рассказали, что такое радиоактивное облако и чем оно чревато для людей.

 На каникулы я возвратилась домой. На тот момент многие медработники Ветковщины начали увольняться и уезжать, росла паника. При этом в Ветку стали переселять женщин с детьми и беременных из Брагинского района, предполагая, что здесь, в 100 км от него, воздействие радиации меньше. Их заселяли в три санатория и пионерский лагерь, которые располагались в окрестностях райцентра.

 Ветковщина всегда славилась живописной природой — леса, реки, озера. И находится всего в 15 км от областного центра. Попасть сюда на работу по распределению было за счастье. Но 1986 год внес свои коррективы, разделив жизнь многих людей на «до» и «после».

 Летом 1986-го мне предложили поработать фельдшером на скорой. Я посчитала своим долгом в это непростое время помочь землякам. Так было принято в нашей семье. В 1987-м с июня по август я также работала на скорой. Нехватка медицинских кадров уже ощущалась, участковых терапевтов было мало. Даже местные врачи искали возможности уехать за пределы района. В 1988 году во время каникул, окончив 4 курса мединститута, я уже вела прием как доктор. Мне помогал опыт работы фельдшером, смотрела назначения предыдущих врачей. Всегда могла обратиться к заведующей поликлиникой, под ее контролем нам разрешали выписывать листки нетрудоспособности, рецепты. Обстановка была очень сложная...

- Насколько пострадал Ветковский район? Как реагировали местные жители?

 Пострадавшими сразу были признаны Брагинский, Наровлянский и Хойникский районы. На Ветковский район, который находился в трех сотнях километров от Чернобыля, особо пристального внимания не обратили. В 1987 году правительством даже было принято решение о строительстве жилья для переселенцев в деревне Бартоломеевка, недалеко от Ветки. Но когда там измерили радиационный фон, стало понятно — это второй Чернобыль. Стройку быстро свернули.

 После аварии на ЧАЭС в Ветковском районе исчезли 59 населенных пунктов, территория с плотностью загрязнения почв радионуклидами цезия-137 от 40 кюри и выше на квадратный километр —  зона первоочередного отселения. Старшее поколение не хотело уезжать, но людей отселяли в чистые районы. Жутко было проезжать покинутые места…

 Запрещалось собирать ягоды, грибы, но люди все равно ходили в лес. В деревнях как пили молоко от своих коров, так и продолжали… Потом появилась информация по каждому населенному пункту, и начали проводить дезактивацию территорий, исследовать содержание радионуклидов в молочных продуктах, овощах, фруктах и других пищевых продуктах. Население стали информировать об использовании кормов для животных, потому что в молочных продуктах предельно допустимые дозы излучения были превышены в несколько раз. В магазины завозили чистые продукты, отдельно для взрослых и детей.

 Когда была принята Государственная программа по преодолению последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, в районе начались работы по газификации, водоснабжению, асфальтированию. Например, Светиловичи: расположены в 38 км от Ветки, живописнейшее место на берегу реки Беседь. В полутора километрах на озере Святское до чернобыльской аварии был почти достроен санаторий, но из-за высокого радиационного фона его так и не ввели в эксплуатацию, позже там разместилась участковая больница.

 За время переселения уехало более 20 тысяч жителей — большой красивый район опустел наполовину… Ветковщина славится традиционной белорусской культурой. Это исторический центр старообрядчества, иконописи и книгопечатания. Очень люблю свой край.

 - Расскажите о работе в больнице в период после чернобыльской аварии. Как пострадало здоровье людей? Как обследовали тогда пациентов?

 Ехать в зону высокого радиоактивного загрязнения никто не хотел — было страшно. На распределении в мединституте выпускникам по желанию предлагали работу в Брагине, Хойниках или Наровле. Но поехали туда только те, кто оттуда родом.

 Я была отличницей, всегда стремилась быть первой. После 3-го курса, сдав все экзамены на пятерки, получила Ленинскую стипендию (самая престижная стипендия в СССР. — Прим. авт.).

 Интернатуру проходила в Минском областном роддоме, могла остаться работать в столице. Но когда приехала домой на выходные, мама сказала: «В районе не хватает врачей, нет ни одного акушера-гинеколога, а ты уезжаешь в Минск?! Да и родственников у нас там нет, возвращайся домой». Признаюсь, эти слова меня тронули, будто бы хочу предать свою малую родину.

 Так, в 1991 году я вернулась на Ветковщину и начала работать акушером-гинекологом в ЦРБ. А вскоре пришлось освоить ультразвуковую диагностику.

 На тот момент медицинского оборудования в больнице почти не было. Первый аппарат УЗИ с монитором на 10 сантиметров поступил по линии международной гуманитарной помощи. И именно мне, молодой и шустрой, доверили его опробовать. Обучение проходила на базе крупных медучреждений страны. В широком доступе учебников по УЗД не было, приходилось ездить в медицинскую библиотеку Гомеля, там читала Всероссийский журнал по ультразвуковой диагностике.

 В первые годы после аварии на ЧАЭС в пострадавших районах Гомельской области организовывались выездные врачебные бригады по обследованию населения. Особое внимание уделялось детям и подросткам, а их в районе тогда проживало около 6–7 тысяч. При проведении УЗИ щитовидной железы у детей обнаруживалась не только узловая патология, но и злокачественные опухоли, чего прежде на Ветковщине не было. Самым тяжелым было видеть потенциальный рак у 7–9-летнего ребенка. Заболеваемость увеличилась в целом, страдали органы зрения, кровь, иммунная система.

 Со временем я начала выполнять исследования не только щитовидной железы, но и брюшной полости. В 1995 году посчастливилось попасть на 2-месячную стажировку в Центр патологии щитовидной железы в немецком городе Эссен, где я в том числе научилась проводить пункционную биопсию щитовидной железы. По возвращении стала проводить забор биоматериала в своей больнице, перестали отправлять для этого пациентов в областной центр.

 Будучи акушером-гинекологом, я занималась проблемами женского бесплодия. Бралась за самые, казалось бы, безнадежные случаи. Горжусь, что благодаря моим стараниям на свет появилось много прекрасных детишек.

 Правда, страх и неизвестность последствий воздействия высоких доз радиации на организм в 1986–1987 годах приводили к тому, что женщинам рекомендовали не беременеть, а беременным — прерывать…

 В первые постчернобыльские годы районные медики не могли знать уровень внутреннего накопления радиации у местных жителей. СИЧ-аппаратов попросту не было. На помощь приходили, а точнее — приезжали специалисты Республиканской клинической больницы медреабилитации из Аксаковщины, экологического института им. А. Д. Сахарова. Использовались передвижные мобильные дозиметры внутреннего облучения. Списки пациентов с повышенным радиационным фоном подавали в центры гигиены и эпидемиологии.

 Расследования санэпидслужб показывали, что наиболее высокий уровень радиации отмечался у работников лесного хозяйства, у людей, которые часто употребляли в пищу мясо диких животных, грибы и ягоды. Дары леса из зон радиоактивного загрязнения до сих пор могут быть опасны, их обязательно нужно проверять на радиацию.

 Замечательный по тем временам аппарат УЗИ в Ветковской ЦРБ появился лишь в 2000 году. В больнице также начали выполнять фиброгастроскопию. В этом же году меня назначили заместителем главного врача по медицинской части.

 - А в 2004 году вы возглавили Ветковскую ЦРБ. Что сделали для здравоохранения родного региона?

 В тот период началась масштабная реконструкция больницы. За мою бытность как руководителя был отремонтирован операционный блок. В рамках одной из Государственных программ по преодолению последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС Ветковская ЦРБ получила самое современное оснащение для операционной, которого не было в других районных медучреждениях. Выполнили капитальный ремонт амбулаторий и фельдшерско-акушерских пунктов. Обновление объектов здравоохранения было включено райисполкомом в Государственную программу возрождения и развития села.

 На базе Светиловичской участковой больницы было открыто межрайонное отделение ранней медицинской реабилитации для пациентов ортопедотравматологического профиля. Материально-техническая база позволяла это сделать, на территории больницы были две скважины минеральной воды для питья и водных процедур.

 Мероприятия по закреплению кадров в рамках чернобыльских программ позволили укомплектовать район врачами в полном объеме. Райисполком обеспечивал молодых специалистов жильем.

 До сих пор действует постановление Совмина № 1842 от 30 ноября 1998 года («О введении контрактной формы найма на работу педагогических, медицинских, фармацевтических работников, работников культуры, включая руководителей этих работников, специалистов и руководителей специализированных учебно-спортивных учреждений, главных специалистов и специалистов сельского хозяйства, специалистов жилищно-коммунального хозяйства, специалистов, осуществляющих ветеринарную деятельность, работников и специалистов системы потребительской кооперации в районах, подвергшихся радиоактивному загрязнению в результате аварии на Чернобыльской АЭС». — Прим. авт.). Согласно этому постановлению при заключении первого пятилетнего контракта предусмотрена выплата 200 базовых величин, второго — 300.

 - Как пришли к профсоюзной деятельности и чем она привлекательна? Мне кажется, та большая работа, которой вы сейчас занимаетесь, вам по душе. В редакцию постоянно поступает информация о различных мероприятиях (обязательно с вашим участием), помощи и поддержке, которую оказывает профсоюз медработникам. Расскажите подробнее.

 С профсоюзной деятельностью я познакомилась еще в мединституте, являлась членом профсоюзного комитета студентов Гродненского мединститута. В 1986 году была избрана делегатом на 14-й съезд профсоюза медработников СССР в Москве.

 В 2015 году меня избрали заместителем председателя Гомельской областной организации Белорусского профсоюза работников здравоохранения. К тому моменту я понимала, что в моей жизни пора что-то менять…

 Сегодня благодаря профсоюзу решаются многие вопросы. Наша задача — защита социально-экономических прав и интересов работников системы здравоохранения. Практическое здравоохранение — почти вся моя жизнь. Придя на профсоюзную должность, я посмотрела на это с другой стороны, совершенно иначе, чем когда была руководителем больницы. Практика врача и организатора здравоохранения помогает мне в нынешней работе.

 Особое значение имеет работа с людьми. Чтобы получать хорошие результаты, коллективы нужно сплачивать, создавать достойные условия труда. На контроле профсоюзов — уровень заработной платы, обеспеченность жильем. Почти все коллективные договоры учреждений здравоохранения предусматривают компенсации за наем жилья молодым специалистам, различные единовременные выплаты — при создании семьи, рождении ребенка…

 Если говорить о молодежи, то, чтобы с нее что-то потребовать, ее сначала нужно научить.

 Молодые специалисты получают определенные теоретические и практические знания в медуниверситете, медколледже, но многое зависит от того, в какой коллектив они придут: есть ли в нем устои, традиции, желание старшего поколения передавать свой опыт. Коллектив формирует человека.

 И если в коллективе есть проблемы, то нужно искать их причины и пути решения.

 Большое внимание профсоюз уделяет оздоровлению работников системы здравоохранения. Например, члену профсоюза предоставляется 25 % скидка от стоимости путевки в санаториях Федерации профсоюзов Беларуси. Также в первичных профсоюзных организациях и областном отраслевом комитете предусмотрена материальная помощь на удешевление стоимости санаторно-курортной путевки. В конечном итоге работник оплачивает лишь 30 % ее стоимости.

 Отраслевой профсоюз стремится к тому, чтобы медицинские работники жили лучше, интереснее, и очень многое для этого делает, в том числе внося предложения в различные нормативные правовые акты.

 - Что для вас чернобыльская авария сегодня, спустя 38 лет?

 Чернобыльская авария — это беда, которая постигла белорусский народ. Гомельская область пострадала больше других. Сегодня нужно делать все необходимое, чтобы такой беды больше не случилось. Кроме того, мы еще не знаем всех тех последствий, которые проявятся в дальнейшем.

-Годы работы после аварии, несомненно, связаны с особой нагрузкой — физической, психоэмоциональной. Как вы вообще относитесь к жизненным испытаниям? Что помогает преодолевать трудности?

 Я сильная по характеру, я борец. Знаю, что трудности — это не навсегда, их нужно пройти. Конечно, переживаю в случае каких-то неурядиц, но с годами воспринимаю все более спокойно, анализирую ситуацию, чтобы больше такого не повторилось, делаю выводы. Я с детства привыкла усердно трудиться, помогать родителям, другим людям. Я не могу сделать что-то плохо или отложить на потом. Определила цель — иду к ее достижению.

Анжелика Савченко, «МВ»